Неточные совпадения
Шли долго ли, коротко ли,
Шли близко ли, далеко ли,
Вот наконец и Клин.
Селенье незавидное:
Что ни
изба — с подпоркою,
Как нищий с костылем,
А с крыш солома скормлена
Скоту. Стоят, как остовы,
Убогие дома.
Ненастной, поздней осенью
Так смотрят гнезда галочьи,
Когда галчата вылетят
И ветер придорожные
Березы обнажит…
Народ
в полях — работает.
Заметив за селением
Усадьбу на пригорочке,
Пошли пока — глядеть.
Чу! конь стучит копытами,
Чу, сбруя золоченая
Звенит… еще беда!
Ребята испугалися,
По
избам разбежалися,
У окон заметалися
Старухи, старики.
Бежит деревней староста,
Стучит
в окошки палочкой.
Бежит
в поля, луга.
Собрал народ:
идут — кряхтят!
Беда! Господь прогневался,
Наслал гостей непрошеных,
Неправедных судей!
Знать, деньги издержалися,
Сапожки притопталися,
Знать, голод разобрал!..
Пред каждою иконою
Иона падал ниц:
«Не спорьте! дело Божие,
Котора взглянет ласковей,
За тою и
пойду!»
И часто за беднейшею
Иконой
шел Ионушка
В беднейшую
избу.
Несмотря на нечистоту
избы, загаженной сапогами охотников и грязными, облизывавшимися собаками, на болотный и пороховой запах, которым она наполнилась, и на отсутствие ножей и вилок, охотники напились чаю и поужинали с таким вкусом, как едят только на охоте. Умытые и чистые, они
пошли в подметенный сенной сарай, где кучера приготовили господам постели.
Когда дорога понеслась узким оврагом
в чащу огромного заглохнувшего леса и он увидел вверху, внизу, над собой и под собой трехсотлетние дубы, трем человекам
в обхват, вперемежку с пихтой, вязом и осокором, перераставшим вершину тополя, и когда на вопрос: «Чей лес?» — ему сказали: «Тентетникова»; когда, выбравшись из леса, понеслась дорога лугами, мимо осиновых рощ, молодых и старых ив и лоз,
в виду тянувшихся вдали возвышений, и перелетела мостами
в разных местах одну и ту же реку, оставляя ее то вправо, то влево от себя, и когда на вопрос: «Чьи луга и поемные места?» — отвечали ему: «Тентетникова»; когда поднялась потом дорога на гору и
пошла по ровной возвышенности с одной стороны мимо неснятых хлебов: пшеницы, ржи и ячменя, с другой же стороны мимо всех прежде проеханных им мест, которые все вдруг показались
в картинном отдалении, и когда, постепенно темнея, входила и вошла потом дорога под тень широких развилистых дерев, разместившихся врассыпку по зеленому ковру до самой деревни, и замелькали кирченые
избы мужиков и крытые красными крышами господские строения; когда пылко забившееся сердце и без вопроса знало, куды приехало, — ощущенья, непрестанно накоплявшиеся, исторгнулись наконец почти такими словами: «Ну, не дурак ли я был доселе?
Пошли его хоть
в Камчатку, да дай только теплые рукавицы, он похлопает руками, топор
в руки, и
пошел рубить себе новую
избу».
Мужик,
избу рубя, на свой Топор озлился;
Пошёл топор в-худых; Мужик взбесился...
Когда нянька мрачно повторяла слова медведя: «Скрипи, скрипи, нога липовая; я по селам
шел, по деревне
шел, все бабы спят, одна баба не спит, на моей шкуре сидит, мое мясо варит, мою шерстку прядет» и т. д.; когда медведь входил, наконец,
в избу и готовился схватить похитителя своей ноги, ребенок не выдерживал: он с трепетом и визгом бросался на руки к няне; у него брызжут слезы испуга, и вместе хохочет он от радости, что он не
в когтях у зверя, а на лежанке, подле няни.
Краюха падает
в мешок, окошко захлопывается. Нищий, крестясь,
идет к следующей
избе: тот же стук, те же слова и такая же краюха падает
в суму. И сколько бы ни прошло старцев, богомольцев, убогих, калек, перед каждым отодвигается крошечное окно, каждый услышит: «Прими, Христа ради», загорелая рука не устает высовываться, краюха хлеба неизбежно падает
в каждую подставленную суму.
Сегодня, возвращаясь с прогулки, мы встретили молодую крестьянскую девушку, очень недурную собой, но с болезненной бледностью на лице. Она
шла в пустую, вновь строящуюся
избу. «Здравствуй! ты нездорова?» — спросили мы. «Была нездорова: голова с месяц болела, теперь здорова», — бойко отвечала она. «Какая же ты красавица!» — сказал кто-то из нас. «Ишь что выдумали! — отвечала она, — вот войдите-ка лучше посмотреть, хорошо ли мы строим новую
избу?»
Я думал хуже о юртах, воображая их чем-то вроде звериных нор; а это та же бревенчатая
изба, только бревна, составляющие стену, ставятся вертикально; притом она без клопов и тараканов, с двумя каминами; дым
идет в крышу; лавки чистые. Мы напились чаю и проспали до утра как убитые.
Мы заглянули
в длинный деревянный сарай, где живут 20 преступники. Он содержится чисто. Окон нет. У стен
идут постели рядом, на широких досках, устроенных, как у нас полати
в избах, только ниже. Там мы нашли большое общество сидевших и лежавших арестантов. Я спросил, можно ли, как это у нас водится, дать денег арестантам, но мне отвечали, что это строго запрещено.
Веревкин никак не мог догадаться, куда они приехали, но с удовольствием
пошел в теплую
избу, заранее предвкушая удовольствие выспаться на полатях до седьмого пота. С морозу лихо спится здоровому человеку, особенно когда он отломает верст полтораста. Пока вытаскивались из экипажа чемоданы и наставлялся самовар для гостей, Веревкин, оглядывая новую
избу, суетившуюся у печки хозяйку, напрасно старался решить вопрос, где они. Только когда
в избу вошел Нагибин, Веревкин догадался, что они
в Гарчиках.
Тот скоро проснулся, но услыхав, что
в другой
избе угар, хотя и
пошел распорядиться, но принял факт до странности равнодушно, что обидно удивило Митю.
Наконец я встал, попрощался с гольдом,
пошел к себе
в избу и лег спать.
Она состояла из восьми дворов и имела чистенький, опрятный вид.
Избы были срублены прочно. Видно было, что староверы строили их не торопясь и работали, как говорится, не за страх, а за совесть.
В одном из окон показалось женское лицо, и вслед за тем на пороге появился мужчина. Это был староста. Узнав, кто мы такие и куда
идем, он пригласил нас к себе и предложил остановиться у него
в доме. Люди сильно промокли и потому старались поскорее расседлать коней и уйти под крышу.
За несколько дней до приезда моего отца утром староста и несколько дворовых с поспешностью взошли
в избу, где она жила, показывая ей что-то руками и требуя, чтоб она
шла за ними.
Настоящая гульба, впрочем,
идет не на улице, а
в избах, где не сходит со столов всякого рода угощение, подкрепляемое водкой и домашней брагой.
В особенности чествуют старосту Федота, которого под руки, совсем пьяного, водят из дома
в дом. Вообще все поголовно пьяны, даже пастух распустил сельское стадо, которое забрело на господский красный двор, и конюха то и дело убирают скотину на конный двор.
И для этого решился украсть месяц,
в той надежде, что старый Чуб ленив и не легок на подъем, к дьяку же от
избы не так близко: дорога
шла по-за селом, мимо мельниц, мимо кладбища, огибала овраг.
Шел ли набожный мужик, или дворянин, как называют себя козаки, одетый
в кобеняк с видлогою,
в воскресенье
в церковь или, если дурная погода,
в шинок, — как не зайти к Солохе, не поесть жирных с сметаною вареников и не поболтать
в теплой
избе с говорливой и угодливой хозяйкой.
В Кукарский завод скитники приехали только вечером, когда начало стемняться. Время было рассчитано раньше. Они остановились у некоторого доброхота Василия, у которого
изба стояла на самом краю завода. Старец Анфим внимательно осмотрел дымившуюся паром лошадь и только покачал головой. Ведь, кажется, скотина, тварь бессловесная, а и ту не пожалел он, — вон как упарил, точно с возом, милая,
шла.
В Корсаковском посту живет ссыльнокаторжный Алтухов, старик лет 60 или больше, который убегает таким образом: берет кусок хлеба, запирает свою
избу и, отойдя от поста не больше как на полверсты, садится на гору и смотрит на тайгу, на море и на небо; посидев так дня три, он возвращается домой, берет провизию и опять
идет на гору…
Когда я приехал
в Дербинское и потом ходил по
избам,
шел дождь, было холодно и грязно.
Мне однажды пришлось записывать двух женщин свободного состояния, прибывших добровольно за мужьями и живших на одной квартире; одна из них, бездетная, пока я был
в избе, всё время роптала на судьбу, смеялась над собой, обзывала себя дурой и окаянной за то, что
пошла на Сахалин, судорожно сжимала кулаки, и всё это
в присутствии мужа, который находился тут же и виновато смотрел на меня, а другая, как здесь часто говорят, детная, имеющая несколько душ детей, молчала, и я подумал, что положение первой, бездетной, должно быть ужасно.
— Нет, моя Анюта, я
пойду с тобою… — и, не дожидаясь ее ответа, вошел
в ворота и прямо
пошел на лестницу
в избу, Анюта мне кричала вслед: — Постой, барин, постой.
У Кожина захолонуло на душе: он не ожидал, что все обойдется так просто. Пока баушка Лукерья ходила
в заднюю
избу за Феней, прошла целая вечность. Петр Васильич стоял неподвижно у печи, а Кожин сидел на лавке, низко опустив голову. Когда скрипнула дверь, он весь вздрогнул. Феня остановилась
в дверях и не
шла дальше.
—
Пойдем, касатик,
в заднюю
избу… — предложила баушка Лукерья. — Здесь-то негде тебе и присесть, а там пока посидишь.
Двор был крыт наглухо, и здесь царила такая чистота, какой не увидишь у православных
в избах. Яша молча привязал лошадь к столбу, оправил шубу и
пошел на крыльцо. Мыльников уже был
в избе. Яша по привычке хотел перекреститься на образ
в переднем углу, но Маремьяна его оговорила...
Мыльников презрительно фыркнул на малодушного Яшу и смело отворил дверь
в переднюю
избу. Там
шел суд. Родион Потапыч сидел по-прежнему на диване, а Устинья Марковна, стоя на коленях, во всех подробностях рассказывала, как все вышло. Когда она начинала всхлипывать, старик грозно сдвигал брови и топал на нее ногой. Появление Мыльникова нарушило это супружеское объяснение.
— Ничего, касатик… Пока Бог грехам терпит. Феня, ты уж тут собери чайку, а я
в той
избе управляться
пойду.
Родион Потапыч сухо кивнул головой и
пошел прямо
в избу.
Устинья Марковна так и замерла на месте. Она всего ожидала от рассерженного мужа, но только не проклятия.
В первую минуту она даже не сообразила, что случилось, а когда Родион Потапыч надел шубу и
пошел из
избы, бросилась за ним.
Сначала Петр Васильич
пошел и предупредил мать. Баушка Лукерья встрепенулась вся, но раскинула умом и велела позвать Кожина
в избу. Тот вошел такой убитый да смиренный, что ей вчуже сделалось его жаль. Он поздоровался, присел на лавку и заговорил, будто приехал
в Фотьянку нанимать рабочих для заявки.
— Да ты давно онемела, что ли? — сердито проговорил старик и, повернувшись,
пошел в переднюю
избу.
Хотела Феня повидать Яшу, чтобы с ним
послать Акинфию Назарычу поклончик, да баушка Лукерья не пустила, а опять затворила
в задней
избе. Горько убивалась Феня, точно ее живую похоронили на Фотьянке.
Туляки стояли за своего ходока, особенно Деян Поперешный, а хохлы отмалчивались или глухо роптали. Несколько раз
в кабаке дело доходило до драки, а ходоки все стояли на своем. Везде по
избам, как говорила Домнушка, точно капусту рубили, — такая
шла свара и несогласие.
Когда
в темноте Наташка бежала почти бегом по Туляцкому концу и по пути стучалась
в окошко
избы Чеботаревых, чтобы
идти на работу вместе с Аннушкой, солдатки уже не было дома, и Наташка получала выговоры на фабрике от уставщика.
Девки зашептались между собой, а бедную Аграфену бросило
в жар от их нахальных взглядов. На шум голосов с полатей свесилась чья-то стриженая голова и тоже уставилась на Аграфену. Давеча старец Кирилл скрыл свою ночевку на Бастрыке, а теперь мать Енафа скрыла от дочерей, что Аграфена из Ключевского.
Шел круговой обман… Девки потолкались
в избе и выбежали с хохотом.
Идти мимо пустовавших
в Туляцком конце
изб переселенцев для старика был нож острый, но другой дороги не существовало.
Большая пятистенная
изба Горбатого стояла на большой Туляцкой улице, по которой
шла большая дорога
в Мурмос.
— Убирайся, потатчица, — закричала на нее
в окошко Палагея. — Вишь выискалась какая добрая… Вот я еще, Макарка, прибавлю тебе, иди-ка
в избу-то.
Федорка так и пропала с покоса, а потом оказалась
в Кержацком конце,
в избе Никитича. Выручать ее поехал Терешка-казак, но она наотрез отказалась
идти к отцу.
Таисья правела гостя
в заднюю
избу и не знала, куда его усадить и чем угостить.
В суете она не забыла
послать какую-то девчонку
в школу оповестить Нюрочку, — за быстроту
в шутку Таисья называла эту слугу телеграммой.
Старшая сноха, красивая толстая баба, повязанная кумачным платком, высоко подтыкала свой будничный сарафан и, не торопясь, тоже
пошла домой, — она по очереди сегодня управлялась
в избе.
Всего больше удивило Домнушку, как муж подобрался к брату Макару. Ссориться открыто он, видимо, не желал, а показать свою силу все-таки надо. Когда Макар бывал дома, солдат
шел в его
избу и стороной заводил какой-нибудь общий хозяйственный разговор. После этого маленького вступления он уже прямо обращался к снохе Татьяне...
— Прибежала, так, значит, надо…
Иди ужо
в заднюю
избу, Грунюшка.
Когда, мотаясь
в седле, Макар скрылся, наконец, из вида, Таисья облегченно вздохнула, перекрестилась и усталою, разбитою походкой
пошла опять к гущинской
избе.
«Напугал меня братец, — продолжала она, — я подумала, что он умер, и начала кричать; прибежал отец Василий с попадьей, и мы все трое насилу стащили его и почти бесчувственного привели
в избу к попу; насилу-то он пришел
в себя и начал плакать; потом,
слава богу, успокоился, и мы отслужили панихиду.
Староста усмехнулся только на это, впрочем, послушался его и
пошел за ним
в избу,
в которую священник привел также и работника своего, и, сказав им обоим, чтобы они ложились спать, ушел от них, заперев их снаружи.
Ванька
пошел, но и книгу захватил с собою. Ночью он всегда с большим неудовольствием ходил из комнат во флигель длинным и темным двором.
В избу к Симонову он вошел, по обыкновению, с сердитым и недовольным лицом.